Рассказ Купца
Здесь
начинается рассказ купца
В стране
ломбардской рыцарь жил когда-то,
Павийский
уроженец. Пребогато
Он дожил
до шестидесяти лет,
А в брак
вступить и не подумал, нет.
Он
жизнью наслаждался без помехи,
Ценя
одни лишь плотские утехи, -
Ведь
путь мирян бывает редко свят.
Когда ж
ему минуло шестьдесят,
Он – то
ль по глупости, то ль потому,
Что
мысль о боге вдруг пришла ему, -
Решил
вступить в законный брак и вот
Жену
искать стал сутки напролет
И небеса
молить, чтобы они
Блаженные
ему судили дни,
Чтоб он
изведал счастье жить с женой,
В союз
вступив нетленный и святой,
Которым
мужа и жену господь
В единую
связал когда-то плоть.
«Жизнь
брачная одна лишь хороша;
Иная же
не стоит и гроша.
Блаженство
брачный лишь дает венец», -
Вот
так-то думал старый сей мудрец.
И разве
это, в сущности, не так?
Что в
жизни привлекательней, чем брак?
Особенно
когда ты стар и сед,
Сокровища
ценней супруги нет.
Твоя
жена должна быть молода,
И
народите с нею вы тогда
Наследника:
жизнь будет вам сладка.
А
посмотри на жизнь холостяка:
На скуку
часто жалуется он,
Любовной
суетою утомлен.
И
справедливо, чтобы холостяк
Вел
жизнь, лишенную отрад и благ.
Он
строит на песке, и потому
Лишь
неудача суждена ему.
Живет
свободно он, как дичь лесная,
О
принужденье ничего не зная.
Женатый
человек, наоборот,
Всегда
размеренную жизнь ведет,
Привязан
крепко к брачному ярму,
И жизнь
сладка и радостна ему.
Кто
может быть нежнее, чем жена?
Кто с большим
прилежаньем, чем она,
Когда ты
болен, ходит за тобою?
Она
готова верною рабою
Тебе
служить, хотя б ты слег в кровать
С тем,
чтоб до смерти больше не вставать.
Иначе
думает ученых ряд,
В числе
их Теофраст. Пусть невпопад
Он
поучает, – что мне, право, в том?
«Коль
хочешь ты держать в порядке дом,
Так учит
он, – жениться не спеши,
Для
этого и слуги хороши.
Перед
слугою верным что жена?
Ведь
полдобра себе берет она.
А если,
заболев, ты сляжешь вдруг,
К себе
участье у друзей и слуг
Скорей
найдешь, чем у жены своей:
Твое
добро всего милее ей».
Такие
изречения нам часто
Встречаются
в писаньях Теофраста.
Будь
проклят он! К чему он нужен вам?
Стократ
умней – внимать моим словам.
Поистине,
жена есть дар небес;
Все
блага прочие – луга, и лес,
И
пастбища, и вкруг усадьбы нивы -
Дары
случайные судьбы счастливой:
Они
подобны тени на стене.
Супруга
же, напротив, – верьте мне, -
Надолго
входит в дом, на дольший срок,
Чем ты,
пожалуй, пожелать бы мог.
Брак –
таинство великое, и тот,
Кто не
женат, беспомощно живет,
И все
его надежды скоротечны
(Я о
мужчинах говорю, конечно).
А
почему? Да потому, что богу
Угодно
было женщину в подмогу
Нам
сотворить. Когда им был Адам
Из глины
вылеплен, создатель сам,
Увидев,
как он наг и одинок,
Его в
душе не пожалеть не мог
И дал
ему поддержку в виде Евы.
Отсюда
ясно, – согласитесь все вы, -
Что
женщина на радость нам дана
И в
помощь; рай земной она
С душой
своей, привязчивой и нежной.
Жизнь с
нею – счастья океан безбрежный.
Единой
плотью став, жена и муж
До гроба
скреплены союзом душ.
Жена!
Возможно ль, чтоб того беда
Постигла,
кто женат? Нет, никогда.
Клянусь
тобой, о дева пресвятая!
Между
супругами – любовь такая,
Что
выразить ее нельзя никак.
Жена
тебе подательница благ
И
бескорыстная хозяйка дома;
Она, со
своевольем незнакома,
Всегда
смиренный подает ответ;
Ты «да»
сказал – она не скажет «нет».
Жизнь
брачная! Ты, как эдемский сад,
Полна и
благолепья и услад;
Все
воздают тебе такую честь,
Что
каждый, в ком хоть капля смысла есть,
До гроба
должен, если он женат,
Благодарить
творца все дни подряд.
А если
холост, то молиться богу,
Чтоб он
ему жену послал в подмогу.
Вступивши
в брак, себя он оградит
От
всякого обмана и обид.
Кто
следует жене в своем пути,
Тот
может смело голову нести, -
Так
мудрости полны ее советы.
Коль
преуспеть ты хочешь в жизни этой,
Словам
жены не забывай внимать.
Ведь вот
же посоветовала мать
Иакову,
чтоб в козьей шкуре он
Явился к
Исааку на поклон, -
И дал
ему отец благословенье.
Спас
избранный народ от истребленья
Юдифи
ум, когда тирану с плеч
Снес
голову ее бесстрашный меч.
Навала
жизнь на волоске висела,
И все ж
ее спасти жена сумела
Своим
умом. Есфирью от невзгод
Спасен
был богоизбранный народ,
За что и
преклонился перед ней
Сановник
Агасфера, Мардохей.
Сенека
говорит: во всей вселенной
Нет
существа ценней жены смиренной.
Катон
велит послушным быть жене.
Ей
подчинись, – тогда она вдвойне
Свое
смиренье пред тобой проявит.
Жена
хозяйством нашим мудро правит.
Особенно
хворающим жена,
Чтоб дом
в упадок не пришел, нужна.
Что
церковь для Христа, тем для тебя
Жена
пусть будет. Мудрость возлюбя,
Жену
считай за высшее из благ.
Ведь
плоти собственной никто не враг,
Поэтому
жену свою лелей:
Обречь
блаженство можно только с ней.
Муж и
жена – я не шучу ничуть -
Спокойно
жизненный проходят путь,
Союзу их
угрозы не страшны,
Особенно
со стороны жены.
Вот
почему постиг на склоне лет
И
Януарий мой, что в жизни нет
Блаженства
для того, кто не женат,
Кто
брака чистых не познал услад.
И вот
однажды, сидя средь друзей,
Мечтою
поделился он своей.
С лицом
печальным он сказал им: «Я,
Как видите,
и стар и сед, друзья,
Уже стою
я близко от могилы, -
Пора
подумать о душе. Я силы
Телесные
безумно расточал,
Но вот
господь опомниться мне дал,
И я хочу
вступить в законный брак,
Притом
возможно поскорей. Итак,
Я вас
прошу красивую девицу
Мне
подыскать немедленно: жениться
Желаю я
в кратчайший срок, друзья.
Невесту
подходящую и я
Себе
везде подыскивать намерен,
Но так
как много вас, то я уверен,
Что вам
скорей удастся подыскать
Девицу,
что женой мне может стать.
Но я
предупреждаю вас, друзья:
Старуху
всякую отвергну я.
Не
больше двадцати пусть будет ей, -
Лишь
рыба чем старее, тем ценней.
Милее
окунь мне, чем окунек,
Но
предпочту телятины кусок
Куску
говядины. Да, смака нет
В той
женщине, которой двадцать лет
Уж
стукнуло. От всяких старых вдов
Куда
угодно я бежать готов.
Они
обычно прихотей полны, -
Бог
упаси от этакой жены.
Кто
много школ прошел, учен безмерно.
С женой
свяжись – и скажешь: это верно.
А
девушка в твоих руках – как воск:
И сердце
свеже у нее и мозг.
Так
знайте же заранее, друзья:
Не
поведу к венцу старуху я.
Ведь
если б сделал так злосчастный рок,
Чтоб с
нею наслаждаться я не мог,
На
стороне я б стал искать усладу
И тем
себя навек обрек бы аду,
Да и
бездетным был бы этот брак.
А мне
милей быть сворою собак
Разорванным,
чем чтобы чужакам
Досталось
то, что накопил я сам.
Я не
болтаю, как пустой дурак;
Я знаю,
для чего вступаю в брак,
И знаю
также, что людей немало
О браке
часто судят как попало,
Не
больше смысля в нем, чем мой слуга.
Кому
небес награда дорога,
А
целомудрие невыносимо,
Пусть женится,
чтоб с женщиной любимой
Производить
во славу божью чад,
А не для
плотских лишь одних услад.
Умеренно
к ним надо прибегать, -
Лишь для
того, чтоб долг свой исполнять.
Берут
себе еще затем супругу,
Чтоб
помогать, как брат с сестрой, друг другу
И соблюдать
с ней чистоты закон.
Но это
не по мне. Еще силен
Я, слава
богу, кровь играет в жилах,
Не чую
дряхлости следов постылых.
На что
способен зрелый муж, и я
На то
способен, – верьте мне, друзья.
Хоть я и
сед, себя я ощущаю
Как
дерево в цвету в начале мая.
Ткань
дерева такого не мертва,
И у меня
седа лишь голова,
А члены
все и сердце неизменно
Цветут,
как лавр зеленый и нетленный.
Я
изложил свое решенье вам;
Теперь,
друзья, всем высказаться дам».
Тут
начали все говорить про брак, -
Тот
высказался так, а этот – сяк.
Один
хвалил его, другой хулил,
И вот –
частенько ведь внезапный пыл
Беседу
дружную приводит к ссоре -
Горячий
спор меж двух возникнул вскоре
И лишь к
концу собрания затих.
Плацебо [224]
звали одного из них,
Другого
же из них Юстином звали.
«О
Януарий, мы тебе едва ли, -
Сказал
Плацебо, – можем дать совет:
Ведь
никого умней тебя тут нет.
Но ты в
благоразумии своем
Не
забываешь, господин, о том,
Что
говорит премудрый Соломон,
А вот
чему всех смертных учит он:
«Не
действуй без совета никогда,
И не
впадешь в раскаянье тогда».
Так,
правда, учит нас Давидов сын,
Но
думаю, о друг и господин,
Что
принято тобою, без сомненья,
Из
лучших наилучшее решенье,
И вот на
чем основываюсь я.
Доселе
проходила жизнь моя
В
служенье разным знатным господам,
И каждый
мне, – за что, не знаю сам, -
Свое
доверие дарил всегда.
И никому
из них и никогда
Не
возражал, – я был уверен в том,
Что мне
его не превзойти умом,
Что
господин сказал, то непреложно,
Лишь
повторять им сказанное можно.
Глупцом
советника считаю я,
Который,
в услуженье состоя
Особы
знатной, полагать дерзает,
Что
больше, чем она, он понимает.
Из нас
глупцом не будет ни один.
Ведь то,
что ты сказал нам, господин,
Так
мудро, благородно и прекрасно,
Что
лучше и не скажешь – это ясно.
С тобой
во всем согласен я вполне.
Ни в
Павии, ни в нашей всей стране
Нет
человека, кто б сказал мудрее.
Христос
одобрил бы твою идею,
Твою
отвагу весь признает свет:
Не шутка
ведь – вступить на склоне лет
В брак с
юной девушкой. Как видно, сердце
Еще
немало сохранило перца.
Так
поступи, как ты решил, – умней
Никто
решенья не найдет, ей-ей!»
Юстин
прослушал эту речь и вдруг,
Поднявшись,
произнес: «Милейший друг,
Ты
высказался, так имей терпенье
Теперь
мое послушать возраженье.
Сенека
где-то мудро говорит,
Что
осторожность нам глядеть велит,
Кому
добро иль землю мы даем;
Но если
нужно о добре своем
Заботу
нам иметь, то неужели
Мы не
должны заботиться о теле,
Его
даря? Оно ценней добра.
Да разве
ж это детская игра -
Вступить
без всяких обсуждений в брак?
Нет,
надобно – я полагаю так -
Узнать,
глупа ль невеста иль умна,
Скромна
ли иль охоча до вина,
Бедна ли
иль богата. Лишь дурак
Без
этого вступить решится в брак.
Конечно,
совершенства в мире нет;
Все, что
рождается на божий свет, -
Зверь,
человек, – увы, несовершенно.
Но
позволительно считать отменной
Жену, в
которой ни один порок
Достоинств
разных заслонить не мог.
Потребно
время, чтоб разнюхать это.
Вот я –
свидетель мне создатель света -
Немало
пролил слез в тиши ночной,
С тех
пор как обвенчались мы с женой.
Хвали,
кто хочет, брак, – за эти годы
Я лишь
заботы видел и расходы.
Меж тем
соседи все и особливо
Соседки
славили мой рок счастливый;
Мне
говорили, что моя жена
Быть
образцовой признана должна.
Но я-то
знаю, где мне жмет башмак.
Что ж,
поступай, как хочешь, – брак так брак!
Но
помни, ты уже в летах, мой друг:
Себе
невесту не подыщешь вдруг,
Особенно
красотку молодую.
Свидетелем
владыку приведу я
Земли и
неба: младший тут из нас
С жены
своей спускать не должен глаз,
Чтоб
лишь ему она принадлежала.
Тебе –
не сомневаюсь я нимало -
Трех лет
спокойно не прожить с женой.
Ты
знаешь, нрав у женщин озорной.
Я не в
обиду прямо все сказал».
«Ты
кончил? – Януарий тут вскричал. -
На
прописи Сенеки я плюю
И за
премудрость школьную твою
Гроша не
дам. Иначе говорят -
Сам
слышал ты – те, что умней стократ.
А ты
какого мненья, брат Плацебо?»
«Пускай, –
ответил тот, – накажет небо
Всех
тех, кто брачному союзу враг».
Тут
встали все и порешили так:
Пусть
Януарий, часу не теряя,
Невесту
ищет средь красавиц края.
И
настоятельно искать путей
К
осуществлению мечты своей
Он сразу
стал. Красивые девицы
В снах
беспокойных длинной вереницей
Носились
перед ним из ночи в ночь,
Лишь
только он смежал глаза, – точь-в-точь
Как если
б кто, взяв зеркало с собой,
Пришел
на площадь, полную толпой,
И в
зеркале бы видел отраженье
Все новых
лиц. Ночные сновиденья
Томили
Януария чредой
Знакомых
девушек. Но выбор свой
Он все
откладывал. Красива эта,
Но к той
благоприятней мненье света,
За
ласковый и тихий нрав народ
Единодушно
ей хвалы поет.
Утех
богатство, но дурная слава.
Однако
наконец – не знаю, право,
Насколько
это было лишь игрой, -
Свои
мечты направил он к одной.
Любовь
слепа, как всем давно известно;
Весь
день-деньской о девушке прелестной
Он
думал, а когда ложился спать,
Ему
опять все снились и опять, -
И
красота ее, и возраст нежный,
И лик
задумчивый и белоснежный,
И гибкий
стан, и благородный нрав,
Бегущий
легкомысленных забав.
Избранницей
своею восхищен,
Все
поиски решил окончить он.
Ему
казалось, выбор так хорош,
Что
лучше девушки и не найдешь.
Такой на
свете нет, и потому
Никто не
станет возражать ему.
И
Януарий всех своих друзей
К нему
явиться попросил скорей.
Ему
хотелось облегчить им труд.
Пусть
поисков, мол, больше не ведут,
Уж
избрана невеста им самим,
И было
бы бесплодно спорить с ним.
Когда
Плацебо с остальными вместе
К нему
пришел, он о своей невесте
Им
рассказал, предупредив сначала,
Что
обсуждать не хочет он нимало
Свой
выбор: господом одобрен он,
Блаженный
век ему с женой сужден.
«Девица
в нашем городе живет. -
Сказал
он, – что красавицей слывет.
Хоть род
ее и не высок, пленила
Она меня
своей повадкой милой,
Ее решил
себе я в жены взять,
Мы
обретем с ней вместе благодать;
Я
убежден, что будет мне она
Отличная
и верная жена».
Затем он
попросил своих друзей
Помочь
скорее обвенчаться с ней.
«Когда
женюсь, я обрету покой,
Откроется
блаженство предо мной.
Одно
меня тревожит, – с вами я
Тревогой
этой поделюсь, друзья.
Я, –
продолжал он, – слышал уж давно,
Что
человеку дважды не дано
Познать
блаженство, – тут и в небесах.
Будь
неповинен он в семи грехах,
Будь
вообще он чужд духовной скверны,
Жизнь
брачная полна такой безмерной
И дивной
лепоты, что страх берет
При
мысли, что теперь из года в год
Жизнь
безмятежная мне предстоит -
Без
горестей, без кривды, без обид,
И небо
на земле я обрету.
Но
только за земную маету
Дается
смертному венец небесный,
И,
значит, после жизни столь чудесной
Не будет
мне позволено стяжать,
Когда
умру, Христову благодать.
Вот эта
мысль мне не дает покоя.
Рассейте
же мое сомненье злое».
Сочтя,
что эта речь – безумца бред,
Юстин
насмешливо сказал в ответ,
От
ссылок и цитат на этот раз,
Чтоб
кратко высказаться, воздержась:
«Поверь
мне, ежели других преград
Для
брака не находишь, милый брат,
То будь
спокоен – бог пошлет тебе,
В благой
заботе о твоей судьбе,
Вослед
за свадьбой поводов немало
Проклясть
удел свой, дивный небывало.
Не
думай, что особо холостяк
Мил
господу; господь, напротив, благ
К тому
гораздо больше, кто женат.
Свое
решенье не бери назад,
Смелее
будь! Возможно ведь вполне,
Что ты
чистилище найдешь в жене.
Она
бичом господним может стать, -
Тогда душе
твоей не долго ждать,
Чтобы
взлететь на небеса стрелой.
Не
беспокойся же, дружище мой,
И мне
поверь: в конце концов не так
Блаженства
и отрады полон брак,
Что
может он закрыть к спасенью путь.
Одно
скажу: благоразумен будь,
Ласкай
жену умеренно, к ней страсть
Держи в
узде, – смотри, чтобы не впасть
И в
прочие грехи. Я все сказал, -
Мой
разум ограничен, слаб и мал.
Знай,
что твои все опасенья – вздор.
Итак,
закончим этот разговор.
О браке
батская вдова недавно
Всю
правду нам поведала, на славный
Рассказ
свой не потратив лишних слов.
Храни
тебя всевышний, будь здоров!»
Сказавши
так, собрание тотчас
Юстин
покинул, с рыцарем простясь.
Поняв,
что брак предотвратить нельзя,
Все
способы пустили в ход друзья,
Чтоб
избранную убедить девицу,
Чье имя
было Мая, согласиться
Стать
Януарию женой скорее.
Вас
утомлять рассказом я не смею
Об актах
всех, что ленное владенье
Ей
передали на его именье,
И об ее
наряде дорогом.
День
наступил, когда они вдвоем
Отправились
венчаться в божий храм
И
воспринять дары святые там.
Поп,
выйдя к ним в церковном облаченье,
О Сарре
и Ревекке в поученье
Напомнил
и велел, как те, вести
Жизнь
мудрую и свято брак блюсти;
Потом с
молитвой их перекрестил
И узы
брачные навек скрепил.
Закончил
свадьбу шумный пир горой,
И
Януарий со своей женой
Сидел,
гостями окружен. Палаты
Весельем
были праздничным объяты,
И блюд,
что подавали там, вкусней
В Италии
ты не нашел бы всей.
А лютни
издавали чудный звон,
Какого
ни фиванский Амфион,
Ни сам
Орфей вовек не извлекали;
Под
пенье их там блюда подавали.
Да, Иоав
и Феодам, что Фив
Штурм
возвестил, прегромко затрубив,
Затмить
то пенье были бы бессильны.
Сам Вакх
вино всем в чаши лил обильно.
Венера
улыбалась всем вокруг
(Ведь ей
наш новоявленный супруг
Хотел
отдать оставшиеся годы,
Как
отдал дни своей златой свободы)
И с
факелом в руке пред молодой
Плясала
легкою своей стопой.
Я не
солгу, сказав, что Гименей,
Бог
брака, в жизни не вклал своей
Столь
радостного жениха. Заметь,
О
Марциан, [225]
что этот брак воспеть
Не мог
бы ты, хоть рассказал удачно,
Как
Филология вступила в брачный
Союз с
Меркурием под пенье муз.
Чтоб
юности и старости союз
Изобразить,
нужны другие силы.
Ни у
кого б из вас их не хватило, -
Я в этом
убежден, мои друзья.
Проверьте
сами, говорю ли я
Вам
правду или нет. Младая Мая
Сидела,
взором ласковым сияя
И
красотою сказочной своей.
Есфирь
проникновенней и нежней
На
Агасфера взгляд не направляла.
Не
описать красы столь небывалой!
Скажу
лишь, что на майский день она
Была
похожа, вся озарена
Волшебной
прелестью неизъяснимой.
Наш
Януарий от лица любимой
Взор
оторвать не мог и про себя
Так
думал: «Ночью обниму тебя
Сильней,
чем обнимал Парис Елену».
Но этой
сладостной мечте на смену
Возникло
огорченье, что жена
Сегодня
ночью пострадать должна,
И стал
он думать: «Нежное созданье,
На бога
возлагаю упованье,
Что ты
перенесешь мой страстный пыл, -
Ведь я
необычайных полон сил.
Нет,
сдерживать свои я буду силы…
Скорей
бы ночь, о боже, наступила
И
вечность бы царила напролет!
Ах,
разошелся бы скорей народ!»
Тут
всевозможные уловки он
Стал в
ход пускать, чтоб выпроводить вон
Своих
гостей, проститься с ними всеми.
Вот
наконец-то наступило время
Из-за
стола подняться. Сразу в пляс
Пустились
все, вина хлебнув не раз.
Веселием
и хмелем были пьяны
Все
гости, кроме сквайра Дамиана,
Что
рыцарю давно служил. Был он
Так
госпожой своею восхищен,
Что сам
не свой стоял, без чувств упасть
Готов, –
такую породила страсть
Венера в
нем, когда она, танцуя,
Его
задела факелом. К нему я
Потом
вернусь, – лишь сообщу, что он
К себе
поторопился, удручен,
И лег в
постель. Пусть дни влачит, стеная,
Пока его
не пожалеет Мая.
Огонь
проклятый, тлеющий в соломе
Постели!
Враг, живущий в нашем доме!
Слуга-предатель,
к нам змеею в грудь
Вползающий!
От вас оградой будь
Всевышний
нам. Хоть ты от счастья пьян,
О
Януарий, глянь: твой Дамиан,
Оруженосец
твой, что столько лет
Жил у
тебя, шел за тобою вслед,
Против
тебя предательство кует -
Пусть в
руки бог тебе его пошлет!
Домашний
враг опаснее чумы,
Ведь с
ним бок о бок жизнь проводим мы.
Светило
дня, закончивши свой путь,
Под
горизонт спустилось отдохнуть,
Невидимым
для всей округи стало,
И ночь
свое густое покрывало
Накинула
на светлый небосвод.
Простившись
с Януарием, народ
Покинул
пышные его хоромы
И
восвояси двинулся, чтоб дома
Заняться
на досуге чем-нибудь
И в
подходящий час потом заснуть.
Наш
Януарий, отпустив гостей,
Торопится
на ложе сна скорей.
Чтобы
разжечь себя, пьет разогретый
И полный
пряностей стакан кларета,
Мальвазию
хлебает, ипокрас
И
многое, о чем в недобрый час
В
творении «De coitu» писал
Мних
Константин, чтоб черт его побрал.
Своим
друзьям сказал он: «Ради бога,
Всех
вежливо спровадьте из чертога».
Те,
сделав это, занавес спустили.
Потом,
хотя мужчины рядом пили,
Невесту
бледную взвели на ложе.
И вот
когда постель служитель божий
Благословил,
обоих молодых
Друзья
тотчас оставили одних.
Тут
Януарий крепко обнял Маю,
Свою
жену, свой рай; весь полыхая,
Со
страстью целовал ее такой,
Что ей
щетинистой своей щекой,
На рыбью
чешую весьма похожей
(Так
хорошо свою побрил он рожу!)
Натер
лицо прелестное, шепча:
«Простите,
если боль вам сгоряча
Я причиню,
супруга дорогая,
Но вы
должны, возлюбленная Мая,
Иметь в
виду, что в ремесле любом
Таких
ведь мастеров мы не найдем,
Что
хорошо работают и скоро.
Досуг
нам нужен, в этом нет позора.
Кто
запретит нам до утра играть?
Ведь нас
связала божья благодать.
Любое
обхождение друг с другом
Дозволено
повенчанным супругам.
Как
может согрешить с женою муж,
Себя
своим ножом порезать? Чушь!
Супруги
мы, играть нам нет запрета».
Так
пропыхтев до самого рассвета,
Хлебнул
кларета он и, на кровать
Усевшись,
стал супругу целовать
И громко
петь с гримасою влюбленной.
Казалось,
жеребец разгоряченный
Сидел в
нем рядом с глупою сорокой,
Болтающей
без отдыха и срока.
Все
громче пел он, хрипло голося,
А шея
ходуном ходила вся.
Бог
ведает, что ощущала Мая,
Его в
одной сорочке созерцая
И в
колпаке ночном. Я убежден,
Что ей
не по душе пришелся он.
В конце
концов он заявил: «Игра
Меня
сморила, отдохнуть пора», -
И, вмиг
заснув, до десяти проспал,
Потом,
при свете дня, с постели встал.
А что
касается прелестной Май,
Она,
обычай женский соблюдая,
Из
горницы своей четыре дня
Не
выходила вон, покой храня.
Нужны в
любой работе перерывы:
Сменяя
труд и отдых, твари живы -
Все:
люди, скот и даже рыбы, птицы.
Пора мне
к Дамиану возвратиться.
Который
страждет, мукой обуян.
Я так
ему скажу: «О Дамиан,
Ужели ты
надеешься, несчастный,
Что
сможешь госпоже своей прекрасной
Поведать
скорбь души? Сомненья нет,
Что
отповедь получишь ты в ответ.
Еще
предаст она тебя, пожалуй,
Бог
помоги тебе, мой бедный малый!»
Горит в
огне Венеры Дамиан
И смерти
жаждет, исходя от ран.
Ему
нашептывает злой недуг
Любой
ценой отделаться от мук.
Достав
бумагу и перо, он пишет
Письмо,
что к милой Мае страстью дышит,
И
стихотворной жалобой своей
О пытках
сердца сообщает ей.
В шелк
обернув письмо, его хранит
За
пазухою он, тоской убит.
Со
свадьбы Май на небе луна,
Пройдя
десятую ступень Овна,
Успела
соскользнуть в созвездье Рака,
А Мая,
верная законам брака,
Пережидала
в горнице своей,
Чтоб
меньше трех не миновало дней
До
возвращения ее к супругу;
Светило
дня четвертый раз по кругу
Свой
путь свершило, и в полдневный час,
Когда
обедня отошла как раз,
Сидела в
зале рядом с мужем Мая,
Красою
дня весеннего сияя.
Вдруг
Януарий, вспомнив невзначай
О
Дамиане, молвил: «Что-то, чай,
С ним
приключилось, боже милосердный!
Куда
девался он, мой паж усердный!
Не
захворал ли часом Дамиан?»
Ему
ответ единогласный дан
Пажами
был, что Дамиан хворает
И лишь
болезнь ему прийти мешает;
Он был
бы тут, когда бы был здоров.
«Да, это
правда, Дамиан таков, -
Заметил
Януарий, – я безмерно
Тужил
бы, если б умер этот верный
Служитель
мой. Он сдержанней, умней
Всех
сверстников своих среди пажей,
Притом
он так отважен и прилежен,
Что путь
ему к успехам неизбежен.
Как
только мы окончим наш обед,
Жена
проведает его, я вслед
За ней
приду, – помочь больному надо».
За это
обещание наградой
Достойной
Януарию была
Всеобщая
горячая хвала:
Забота о
больном слуге прекрасна.
«Жена! –
воскликнул Януарий властно. -
Когда
обед окончится, тотчас
Вы с
дамами, покинув в зале нас,
К
милейшему отправьтесь Дамиану
Его
утешить. Я, как только встану
От сна
послеобеденного, тоже
К нему
зайду. Спешите, вас на ложе
Я буду
ждать через часок-другой.
Вернувшись,
лягте рядышком со мной».
Сказавши
это, сквайра он призвал,
Которому
подведомствен был зал,
И сделал
разные распоряженья.
А Мая с
дамами без промедленья
Пажа
больного навестить пошла
И, у
постели севши, завела
Беседу с
ним, развлечь его стремясь.
Тут
Дамиан поняв, что пробил час,
Свое
письмо вложил ей тайно в руку,
В
котором страсть свою излил и муку,
При этом
он не произнес ни слова,
А лишь
вздохнул; потом, вздохнувши снова,
Ей тихим
голосом шепнул: «Мерси!
Но я
погиб, коль, боже упаси,
Не
захотите вы хранить молчанье».
Что ж
Мая? Спрятав на груди посланье,
К себе
домой отправилась она.
Там
Януарий, в предвкушенье сна,
Сидел
спокойно на краю кровати.
Свою
супругу тысячью объятий
Намучивши,
он лег и захрапел,
А Мая
вышла, словно бы для дел,
Которых,
несмотря на все желанье,
Не
избежишь, и, прочитав посланье,
Его
разорвала в клочки. Затем
Их
бросила – куда, понятно всем.
Как на
душе теперь у Май милой,
Когда с
ней рядом муж храпит постылый?
Вдруг
кашлем прерван мужа сладкий сон.
Глаза
продравши, Маю просит он
Все
снять с себя. «С тобой вкусить утеху
Желаю,
молвит, платье мне помеха».
Что было
делать ей? Лишь покориться.
Но тут
остановлюсь, – ханжам сердиться
Дать
повод не хочу, молчу о том,
Чем были
заняты они потом, -
И в рай
ли, в пекло ли попала Мая,
Вечерний
звон их поднял… Я не знаю,
Судьба
ль тому виной была, иль случай
Природы
ли воздействие могучей,
Иль,
может быть, стечение светил,
Особенных
исполненное сил,
В чьей
власти нежный пол сводить с ума
При
помощи любовного письма
(Ведь
все на свете свой имеет срок),
Лишь бог
нам это разъяснить бы мог.
Которому
открыты все причины, -
Мне в
эти нечего влезать глубины, -
Но верно
то, что в этот день покоя
Лишилась
Мая, жалостью такою
Проникшись
к Дамиану, что о нем
Забыть
была не в силах и о том
Мечтала
лишь, чтоб излечить больного
«Пускай
меня осудят все сурово, -
Так
думала она, – мне дела нет!
Ах, он
дороже мне, чем солнца свет,
Его
люблю, хотя б он нищим был».
Вовек
всесилен состраданья пыл
Над
благородным сердцем. Надо честно,
Однако
же, признать, что повсеместно
Есть
женщины, – их встретишь каждый день, -
Чья
грудь таит не сердце, а кремень.
Оки
погибнуть дали б Дамиану,
Ему елея
не пролив на рану,
И этим
бы на весь гордились свет,
Себя
убийцами не сознавая, нет.
Больному
Дамиану сострадая,
Письмо
наутро написала Мая,
В
котором изложила, не таясь,
Свои все
чувства, про свиданья час
И место
не сказавши ни полслова:
Ему
отдаться, мол, всегда готова.
И
вскоре, улучивши миг желанный,
Она
пошла проведать Дамиана
И под
подушку сунула ему
Свое
письмо. Не видно никому
Потом
больному руку крепко сжала,
Поправиться
скорее пожелала
И
поспешила прочь уйти тотчас, -
За ней
супруг ее прислал как раз.
Наутро
встал с постели Дамиан,
Вдруг
исцеленный от сердечных ран,
И быстро
нарядился в пух и прах,
Чтоб
отличиться в Маиных глазах.
Явившись
к Януарию, поклон
Смиреннейший
ему отвесил он
И всем
улыбки расточал так мило
(Учтивость
хитрая – большая сила!),
Что
молодого всяк хвалил пажа
И
милостью дарила госпожа.
Теперь
от Дамиана перейду
К той
повести, которую веду.
Высказывают
некоторые мненье,
Что
содержанье счастья – наслажденье,
И
впрямь, старался Януарий мой
Наладить
так своей Есей жизни строй,
Чтоб
полон был услады каждый миг:
По-королевски
этот жил старик.
Все в
доме было так заведено,
Чтоб
наслажденье доставлять одно.
К
усладам, коими он был богат,
Причислить
надобно роскошный сад
С
оградой каменной. Я б так сказал:
Тот, кто
«Роман о Розе» написал,
Такой
красы не описал бы. Слаб
Тут
оказался бы и сам Приап,
Хоть
божеством садов его зовут,
Так был
роскошен сад и дивен пруд,
Над чьей
водою лавр стоял, склонен.
Нередко
Прозерпина и Плутон,
Толпою
легких фей окружены,
Плясали
на краю его волны
И чудно
пели, люди говорят.
Наш
рыцарь Януарий этот сад
Облюбовал
как место развлеченья,
И строго
было всем без исключенья
Запрещено
туда ходить; лишь он
Ключом,
который был посеребрен,
В него
калитку открывал порою.
Когда
себя в долгу перед женою
Он
чувствовал, тогда они одни
Там в
летние прогуливались дни.
И
доводил он до желанной цели
То, что
доделать не успел в постели.
Так дни
за днями весело текли,
Но
кратко длятся радости земли
Для всех
живущих под луною тварей, -
Узнал об
этом скоро Януарий.
Непостоянный
рок! Ты наделен
Не
меньшей лживостью, чем скорпион:
Чаруешь
нас блестящей головой,
Меж тем
как жало хвост готовит твой.
Утеха
плотская, коварный яд,
Чудовище,
чей так приветлив взгляд,
А
посмыслы полны такою скверной!
Всех
надуваешь ты немилосердно.
Тобой
обласкан Януарий был,
Но вдруг
удар твой бедного сразил:
На оба
глаза он ослеп и с горя
Стал
смерть молить за ним явиться вскоре.
Увы, в
разгар любви и наслажденья
Утратил
рыцарь Януарий зренье,
Причем
стряслось несчастье это вмиг.
Свою
судьбу оплакивал старик,
И вместе
с тем ревнивый страх, что вдруг
Свою
жену он выпустит из рук,
Так жег
его, что был бы рад на месте
Он
умерщвленным быть с женою вместе
Его
пугало, что она найдет,
Пока он
дышит иль когда умрет,
Любовника
иль мужа – он хотел
Навек ей
вдовий навязать удел.
Но месяц
миновал, потом другой,
И
Януарий стал со слепотой
Своею
примиряться беспросветной,
Понявши,
что все жалобы тут тщетны.
Зато к
жене глухая ревность в нем
Росла с
неделей каждой, с каждым днем;
И до
того дошел он, что жену
Не
соглашался никуда одну
Теперь
пускать, хотя бы даже в зал.
Повсюду
он ее сопровождал,
При этом
ни на шаг не отступая.
Немало
это огорчало Маю,
Которая
мечтала лишь о том,
Чтоб
Дамиану угодить во всем, -
С такой
она его любила силой.
И дни ее
текли в тоске унылой.
С другой
же стороны, и Дамиан,
Горюя,
таял от сердечных ран:
Ему
судьба не позволяла злая
Хотя б
словечко молвить милой Мае
Об
остроте своих любовных мук
Так,
чтоб его не услыхал супруг,
Всегда
присутствовавший тут же близко.
Друг с
другом все же тайной перепиской
Они
снеслись, – и стало ясно им,
Какими
каждый чувствами томим.
О
Януарий, было б мало прока,
Когда бы
взор твой мог бежать далеко,
Как
корабли. Трудней ли обмануть
Того,
кто видит, чем слепца? Ничуть.
Вот
Аргус, например. Вся сотня глаз,
Которыми
он мог глядеть зараз,
Ведь не
спасла его от ослепленья.
Таких
людей немало, без сомненья,
Хотя им
это часто невдомек.
С ключа,
которым открывал замок
В
калитке муж, войти в свой сад желая,
Сняла на
теплом воске снимок Мая
И снимок
этот отдала пажу,
И тот,
поняв отлично госпожу,
К
калитке новый ключ подделал тайно.
Как этот
ключ помог необычайно
Влюбленным,
вы узнаете сейчас,
Коль вам
угодно слушать мой рассказ.
Что
правильней Овидиевых слов:
На этом
свете нет таких оков,
Которых
бы любовь не разорвала!
Тому
примеров мы найдем немало,
Хоть
Фисба и Пирам за днями дни
Томились
врозь в темнице, все ж они
Сквозь
стену шепотом снеслись друг с другом.
Но я
вернусь опять к моим супругам.
Однажды
– это было в день восьмой
Июля
месяца – вдруг рыцарь мой
Почувствовал
такое вожделенье
К своей
жене, что тотчас же решенье
Им было
принято пойти с ней в сад.
«Вставай,
жена, мой драгоценный клад! -
Ей
крикнул он. – Нас горлица зовет,
Ушла
зима с чредою непогод.
Жена,
мне грудь твоя вина милей.
Свой
голубиный взор яви скорей!
Со всех
сторон наш огорожен сад.
К тебе я
страстью пламенной объят.
Ты
ранила меня, мой ангел нежный,
Своею
чистотою белоснежной.
В наш
милый сад вдвоем направим путь, -
Мне
утешеньем и отрадой будь!»
Так
похотливый бормотал старик,
А Мая
Дамиану в тот же миг
Знак
подала вперед проникнуть в сад.
Исполнить
это Дамиан был рад:
Открыв
калитку собственным ключом,
Он в сад
вошел и скрылся под кустом.
Как сада
он переступил порог,
Никто не
видеть, ни слыхать не мог.
Немного
погодя пришел с женой
И
Януарий, как скала, слепой.
Захлопнувши
калитку, он тотчас
Жене
сказал: «В саду тут, кроме нас,
Нет
никого. Супруга дорогая,
Моя
любовь к тебе не знает края.
Свидетель
мне на небесах господь,
Которому
подвластны дух и плоть,
Что
лучше мне погибнуть от ножа,
Чем чуть
тебя обидеть, госпожа.
Прошу
тебя не забывать о том,
Что я
женился на тебе, влеком
Любовью,
не порывом вожделенья.
Хоть я
не молод и лишился зренья,
Будь мне
верна. Зачем, скажу сейчас,
Трех
благ достигнешь этим ты зараз:
Любви
Христа, своей отменной славы
И от меня
по смерти всей державы.
В дар
все добро мое принять прошу;
Об этом
в завещанье напишу
Я завтра
утром. А теперь, молю я,
Не
откажи мне в нежном поцелуе.
В вину
не ставь мне то, что я ревнив.
Навек
твой образ в сердце сохранив,
Я
понимаю, что с твоей красой
Согласовать
преклонный возраст мой
Не так
легко. Поэтому тебя
Всегда
держу я при себе. Любя
Я это
делаю, жена, поверь.
Покрепче
поцелуй меня теперь».
Такой
ответ на мужнины слова
Она
дала, пролив слезу сперва:
«Я
озабочена не меньше вас.
Честь
берегу свою превыше глаз,
А также
женственности нежный цвет,
Вам
посвященный до скончанья лет
С того
мгновенья, когда вдвоем
Мы с
вами стали перед алтарем.
Поэтому
вам так, о господин,
Отвечу
я. Горчайшей из кончин
Пусть
жизнь мою создатель пресечет,
Пусть он
как грешницу меня убьет,
Коль
опорочу я когда-нибудь
Свой пол
предательством и обмануть
Осмелюсь
вас. А если обману,
В мешке
меня, негодную жену,
Вы
бросьте в воду. Уверяю вас,
Я
женщиною честной родилась.
Зачем вы
говорите так со мной?
Вы все,
мужчины, неверны душой,
А нас в
неверности корите вечно,
Хотя б
себя вели мы безупречно».
Тут Мая,
к Дамиану обратись,
В
предупрежденье кашлянула раз
И
пальцем подала тотчас же знак,
Чтоб он
на грушу влез. Он сделал так,
Как
милая ему велела Мая,
Ее все
знаки лучше понимая,
Чем
Януарий, ни на миг из рук
Жену не
выпускающий супруг.
О том,
что делать, ряд предуказаний
Она ему
в письме дала заране.
Итак, на
груше он сидит, а Мая
С
супругом развлекаются, гуляя.
Был
ясный день, лучи златые Феба
Лились
потоком с голубого неба,
И с
радостью купались в них цветы.
Феб в
Близнецах стоял, близ высоты,
Которая
названье носит Рака,
Близ
мощного Юпитерова знака.
И в это
утро, полное услады,
В одном
из уголков далеких сада
Владыка
сказочных краев Плутон,
Толпою
фей прекрасных окружен,
Сидел с
женой своею Прозерпиной,
Им
взятой с сицилийской луговины,
Когда
она цветы сбирала там.
(О том,
как он ее похитил, нам
Рассказано
подробно Клавдианом.)
На
свежем дерне сидя перед станом
Прекрасных
фей, к жене своей Плутон
Вдруг
обратился так: «Я убежден:
Никто не
будет отрицать всечасной
Измены
жен своим мужьям. Прекрасный
Тому
свидетель не один рассказ,
Что
обличает как изменниц вас
И
обвиняет в похоти проклятой.
О
Соломон, премудрый, пребогатый
И славою
затмивший всех царей!
Бесспорны
для разумных всех людей
Твои
слова о разнице большой
Между
породой женской и мужской.
«Средь
тысячи мужчин один хорош,
А
женщины хорошей не найдешь», -
Так
говорит он, подлость вашу зная.
Не лучше
думает, я полагаю,
О
женщинах Исус, Сирахов сын.
За то,
что вы терзаете мужчин,
Пускай
пожрут вас пламя и чума!
Там
рыцаря, достойного весьма,
Вы
видите? Он зренье потерял
И стар
уже. Так вот его ж вассал
Ему рога
сейчас наставит, – там,
На
дереве, сидит подлец! Но вам
Своим
величеством клянусь, что зренье
Супругу
возвращу я в то мгновенье,
Когда
жена его затеет блуд;
Воочию
он убедится тут,
Как
низок и развратен женский нрав».
Фей
королева, это услыхав,
Воскликнула:
«Пусть будет так, по мне!
Но
знайте, что внушу его жене
И впредь
всем женщинам ответов кучу.
Им
никакой не будет страшен случай.
Хотя б
их грех был выведен на свет,
Найдет
любая правильный ответ;
За ним
нам не придется лезть в карман,
Хоть
ясен будет мужу наш обман,
Мы с
наглым видом будем отрекаться,
Рев
подымать, слезами заливаться,
И будет
муж стоять, как глупый гусь.
Ученых
ваших ссылок не боюсь.
Что
Соломон? Пусть мудрый сей еврей
И
вправду в жизни не встречал своей
Достойных
женщин – их зато немало
Ведь
множество других людей встречало.
Не так
уж беден ими белый свет.
О
мученицах забывать не след,
Чья
добродетель – всем нам назиданье.
О добрых
женах «Римские деянья»
Упоминают
тоже ведь не раз.
Не
гневайтесь, прошу об этом вас!
Хотя бы
даже прав был Соломон,
Что не
видал хороших женщин, – он
Хотел
сказать, что совершенен бог,
А
смертный без различья пола плох.
Клянусь
вам, не могу понять никак,
За что
вы Соломона чтите так.
За то,
что богу он построил храм?
За то,
что был богат? Но ведь богам
Языческим
он тоже храм поставил
И тем
себя навеки обесславил.
Нет,
если говорить тут без прикрас,
В
распутстве он и в ереси погряз,
А в
старости о господе забыл.
Когда б
его всевышний не щадил
Из-за
отца покойного, то, право,
Давно б
он учинил над ним расправу.
Наветы
все его на женщин – ложь!
Я
утверждаю, что цена им грош.
Как
женщина, я не могу молчать, -
Чтоб
успокоиться, должна кричать.
Покуда
на моей макушке волос
Еще не
выпал, буду в полный голос
До
хрипоты того разоблачать,
Кто нас
трещотками посмел назвать».
«Сударыня, –
сказал Плутон в ответ, -
Вам
уступаю. Но я дал обет
Вернуть
почтенному супругу зренье,
И
приведен он будет в исполненье.
Король
я, лгать не дело королей».
«А я,
мой сударь, королева фей, -
Ответила
на это Прозерпина. -
Жену
снабдить ответом не премину».
«Пусть
будет так», – сказал в ответ Плутон.
Теперь
мы к рыцарю вернемся. Он
Все
продолжал бродить с прелестной Маей
И
напевать не хуже попугая:
«Люблю
тебя, ты жизни мне милей!»
И вот
они одною из аллей
К той
самой груше подошли обратно,
Где на
ветвях с надеждою приятной
Сидел
средь свежих листьев Дамиан.
Тут Мая
вдруг свой изогнула стан
И начала
стонать, как бы от боли:
«О
господин, всего на свете боле
Желательно
мне груш поесть сейчас,
Не то
умру я, уверяю вас.
Ах, ради
пресвятой Марии-девы,
Вас
умоляю, помогите мне вы.
Ведь к
зелени подобный аппетит
Беременных
нередко так мутит,
Что
отказать им было бы опасно».
На это
Януарий: «Ах, напрасно
Слугу не
взял я из дому с собой!
Сам не
могу помочь, – ведь я слепой!»
«Большой
беды тут нет, – сказала Мая. -
Ствол
только обхватите (я ведь знаю,
Что нет
ко мне доверия у вас),
И влезу
я на дерево тотчас, -
Мне
только бы на вас поставить ногу».
«Пожалуйста! –
ответил муж. – Ей-богу,
Согласен
я и кровь пролить за вас».
Он
наклонился, Мая оперлась
И, сук
схвативши, поднялась на грушу
(Простите,
дамы, если я нарушу
Приличья, –
безыскусствен мой язык);
Рубашку
поднял Дамиан и вмиг
Проник, –
куда, вам всем, небось известно.
Поступок
этот увидав бесчестный,
Плутон
супруга сделал зрячим вдруг,
И тот,
глазами обведя вокруг,
Почувствовал
в душе блаженство рая,
Но скоро
мысль ему пришла о Мае.
Он
устремил на дерево свой взор
И вдруг
увидел: так ее припер
Там
Дамиан, что молвить неприлично.
Он издал
крик отчаяния зычный,
Как мать
кричит, чей сын навек уснул:
«Сюда,
сюда, на помощь, караул!
Ты что
там делаешь, я знать желаю!
Да что
же это, дева пресвятая?»
На это
Мая молвила в ответ:
«Сэр,
выдержки у вас, я вижу, нет.
Мне
рассказали, – я не лгу, ей-ей! -
Что,
коль хочу вернуть вам свет очей,
На
дереве вступить в борьбу мне надо
С
мужчиною, и я была так рада,
Что мне
устроить это удалось».
«Ты
вздор молоть, – ответил рыцарь, – брось!
Ведь
собственными видел я глазами,
Какая
шла борьба там между вами.
Позор
вам!» Мая же ему в ответ:
«Так,
значит, в этом средстве прока нет,
Увы,
вполне мне ясно, в самом деле,
Что вы,
о господин мой, не прозрели.
Густая
мгла вам застилает взор».
«Да нет
же, – крикнул Януарий, – вздор!
Вполне
прозрел я и, тебе на срам,
Заметил,
чем вы занимались там».
На это
Мая: «Сударь, вы больны.
Не знаю
за собой иной вины,
Опричь
желанья возвратить вам зренье».
«Прости, –
ответил муж, придя в смущенье,
Коль я
тебя обидел чем-нибудь.
Спустись
ко мне и обо всем забудь
Но мне
казалось, что я вижу ясно,
Как
Дамиан к груди твоей прекрасной
Склонился,
вверх задрав рубашку». – «Ах, -
Вздохнула
Мая, – мгла у вас в глазах.
Как
человек, проснувшийся недавно,
Предметы
видит не совсем исправно, -
Всегда
пройти какой-то должен срок,
Чтоб он
отчетливо их видеть мог, -
Так
точно и слепой, который зренье
Обрел
внезапно, в первое мгновенье
Предметы
видит как бы сквозь туман,
Ему еще
грозит самообман;
Не
раньше он, как через день-другой,
Проститься
может с прежней слепотой.
Не
забывайте, сударь, ради бога,
Что на
земле таких людей премного,
Которым
кажется не то, что есть.
Им в
заблужденье долго ли забресть?»
Развесил
старый Януарий уши,
И только
соскочила Мая с груши,
Он стал
ее с восторгом целовать,
Живот ей
гладить, всячески ласкать;
Потом
пошел с ней вместе во дворец.
Тут
длинной повести моей конец.
Здоровья
и веселья вам желаю, -
Храни
нас бог и дева пресвятая.
Здесь кончается рассказ
купца
|
